Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Страница 186

186

– И какая разница?

– Такая же, как между подлинными сказками и фильмами господина Диснея!

– Расскажите, господин Чжао, – попросил Чиф.

– Увольте, господин Хо!.. – скривился тот. – Впрочем, чтобы вы и в самом деле не воспринимали нашу историю по Диснею… Поэма написана в XVII веке. По некоторым данным, ее автор был монахом, причем явным еретиком. Поэма называется «Смятение праведного». Речь там идет о монахе-аскете, который посвятил всю свою жизнь тому, чтобы попасть в Пачанг. Когда он отправился в путешествие, в дороге к нему присоединился некий путник, с виду совсем не праведник…

Ученый задумался:

– Описание путешествия – своеобразная аллегория, очень тонкая, полная литературных и мифологических ассоциаций. Но не будем об этом… Так или иначе, они прибыли в Пачанг и стали перед зеркалом. Монах увидел, как каменная поверхность становится прозрачной. За нею показался небесный город. Он пытался шагнуть сквозь зеркало, но безуспешно. Тогда его спутник, тот самый, не похожий на праведника, без всякого труда преодолел преграду. Естественно, монах огорчился, даже обиделся и вопросил Небо. Ему был дан ответ…

Господин Чжао вновь умолк. В наступившей тишине Чифу показалось, что он слышит далекий глухой гул, будто где-то на краю неба, началась гроза.

– Монах узнал, что его спутник – не человек, а дух-цха, неприкаянный мертвец. Оказывается, в Пачанге не ждут праведных монахов, там нужны духи, чтобы создать войско, которое сможет защитить город…

– Но почему? – такого финала Чиф не ожидал.

– Есть разные объяснения, – пожал плечами фольклорист. – Смысл их в том, что поэма отразила кризис традиционных представлений о царстве справедливости. Даже Пачангу нужна армия злых духов. Кстати, в это же время на Тибете записывают ряд весьма неортодоксальных сказаний, например о братьях Лха…

– Господин Чжао, а почему вы думаете, что древний Пачанг не существовал? Ведь город мог действительно погибнуть из-за какого-то набега…

– А мудрый правитель заранее эвакуировал население, из-за чего и возникла легенда, – кивнул господин Чжао. – В свое время в Александрии греческие ученые пришли к выводу, что олимпийские боги – это древние цари. Простое объяснение – не обязательно самое верное. Пока же легенда о небесном Пачанге – всего лишь миф. Может, господин Валюженич сумеет доказать обратное, но, надеюсь, без своих особых методов…

– А что – мои методы? – обиженно проговорил Тэд. – Между прочим, вас, господин Чжао, помнится тоже окрестили не особо…

– Слоном в этнографической лавке, – брезгливо уточнил ученый. – Мои догматики-коллеги, ни разу не бывавшие даже в пригородах Шанхая…

– А кого-то коллеги-догматики обвинили в фальсификации… – невозмутимо продолжал Валюженич.

– Ваша деликатность потрясает, коллега! Этот «кто-то», да будет вам известно, изучает живой фольклор…

Косухин с любопытством слушал перепалку ученых мужей. Похоже, они стоили друг друга.

– Могу себе представить, что я услышу, когда покажу свои последние записи! – господин Чжао хмыкнул.

– А что вы там записали? – не удержался Чиф.

Фольклорист не счел нужным отреагировать, зато Валюженич охотно объяснил:

– В Кэбэчунгу говорили, что видели всадников Гэсэра, летевших по небу куда-то на северо-запад. Гэсэра узнали сразу – по красному халату и собольей шапке. По мнению тибетцев, Гэсэр спешил на великую битву. Между прочим, если взглянуть на карту, он спешил к Пачангу.

Господин Чжао изволил фыркнуть.

– Ну и что? – не понял Косухин. – Красивая легенда!

Из-под шубы донесся тяжелый вздох.

– Понимаешь, Джон, – пояснил археолог, – по традиционным представлениям, Гэсэр и его войско не могут летать по небу. Они должны пользоваться обычным оружием, ездить верхом на конях из плоти и крови… В общем, боюсь, коллеги господина Чжао…

Тэд покосился на шубу, но оттуда не донеслось ни звука.

– В общем, могут не поверить. Кстати, я уже слыхал легенду о летящих всадниках от мистера Арцеулова. Он был знаком с кем-то из потомков Гэсэра… Что это?

Косухин прислушался. Откуда-то издалека вновь донеслось что-то, похожее на раскаты грома.

– Дядя Тэд, здесь не бывает грозы?

– Мы слишком высоко, Джон. Может, лавина. А может…

Чиф понял. Он и сам уже успел подумать, что ни лавина, ни гроза тут ни при чем. Где-то там, у самого горизонта гремели тяжелые орудия…

Следующий день оказался куда тяжелее. Лю Вэйцзян сдал окончательно, его бил кашель, обмороженное лицо горело жаром. Идти командир еще мог, хотя и с трудом, но вещи пришлось распределить между остальными. Чифу достался карабин, плечи сразу оттянуло, но идти было все же можно. Теперь двигались медленнее, кое-кто из бойцов тоже чувствовал себя скверно. А ведь идти предстояло еще немало, как минимум два дня, и то, если повезет.

К полудню товарищу Лю стало совсем скверно, теперь его приходилось поддерживать под руки. Чиф с тревогой прикинул, что если его надо будет нести, отряду обеспечен еще день среди льда. Между тем, дальний гром, доносившийся с северо-запада, усилился. Сомнений не было: там шел бой. А затем появились самолеты. Машины шли на большой высоте, направляясь с юга в сторону Пачанга. Сначала их было девять, затем показалась еще одна девятка, потом третья. Товарищ Лю, временно забывший о своей болезни, заявил, что узнает тяжелые бомбардировщики. Через час к Пачангу ушла новая волна – двадцать семь машин. Шло время, гул, доносившийся с севера, становился все громче, но самолеты не возвращались. Валюженич предположил, что летчики действуют «челноком» – отбомбившись, идут дальше на север, где находится запасной аэродром. Куда же в этом случае они летят? В пески Такла-Макана? Или еще дальше – к Челкелю и советской границе?

186