Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Страница 210

210

– Готово, товарищ Сталин!

Желтоглазый не спешил. Небрежно переворошив тех, кто был близко, он быстро перебрал находившихся вдали, а затем тщательно, не спеша, принялся разглядывать снимки из третьей стопки. Пару раз Вождь довольно хмыкал, а однажды переспросил: «Вы уверены?», после чего удовлетворенно усмехнулся и погладил усы. Пустельга стоял по стойке «смирно», пытаясь понять что не так со снимком молодого семинариста. Наконец, сообразил. Эхо! Слишком слабое эхо! Тот, кто когда-то носил шарф, был близко, но… не рядом!

…И еще одно удивило: ни на одной из фотографий он не заметил Ленина – ни на больших, ни на маленьких…

– Оч-чень хорошо, товарищ Павленко! – улыбнулся желтоглазый. – Те, кто вас рекомендовал, не ошиблись. А теперь как насчет лобио?

Пустельга понял, что совершенно не может есть. Наверное, вид у него стал совсем растерянным, поскольку хозяин смилостивился:

– Не будем превращать лобио в Демьянову уху… Товарищ Павленко, может, вам вызвать врача? Вы мне сегодня еще понадобитесь…

Пустельга понял: Вождь знает о его болезни. Может даже больше, чем он сам…

– Товарищ Сталин, мне бы еще кофе. И посидеть в темноте…

– Вас проводят. Отдохните…

Сергей не помнил, как оказался в коридоре. Безмолвные охранники провели его в маленькую комнату, усадив в глубокое мягкое кресло. Тут же появилась большая чашка ароматного кофе, пачка «Казбека» и зажигалка…

Кофе помог. Усталость быстро прошла, только в затылке по-прежнему гудело. Собственно, работа оказалась несложной, она больше походила на небольшой «зачет» перед чем-то важным. Удивил лишь странный прокол со снимком семинариста. Если он не ошибся, бывший семинарист где-то не очень далеко, вероятно в самой Столице. Не далеко – но не рядом. Кто же стоял за плечом «майора Павленко»? Сергей мысленно утончил: за левым плечом…

Где-то через час парни в светлой форме провели Сергея в дальний угол коридора. Опять дверь – на этот раз побольше, двухстворчатая, за нею – огромный кабинет, точнее, целый зал с длинным столом, покрытым зеленой материей. Охранник указал Пустельге на один из стульев. Сергей уже собирался присесть, когда заметил прямо перед собой несколько десятков фотографий. Итак, он снова понадобился.

На этот раз снимки были новые и совершенно сходные, одного размера. Сходство было и в другом: на всех фотографиях – военные в немалых чинах, от капитана и выше. Удивило то, что снимки оказались со следами клея и присохшей бумаги. Их откуда-то вырвали – с «мясом», второпях. Сергей начал неторопливо складывать снимки в стопку, готовясь к работе, и тут его осенило: фотографии вырвали из личных дел! Если так, то в Главной Крепости действительно очень спешили.

Взгляд в глаза, ожидание – и звенящая пустота. Изображенный на первом снимке комбриг был мертв. Следующий… еще один… Из одной стопки снимки переходили в другую – живых не было.

Пустельга прикрыл глаза, ожидая, пока стихнет бешеное биение пульса. Все-таки устал: фотографиями он не занимался уже с месяц, а то и больше. Все мертвы… Вот почему его вызвали сюда! Случилось что-то очень плохое, и Вождь желает узнать, уцелел ли хоть кто-нибудь. Значит, война или крупная катастрофа? Но тогда почему только военные – разных званий, разных родов войск…

Последняя фотография легла поверх стопки. Мертвы. Все…

– Товарищ Павленко…

Он не помнил, сколько просидел за покрытым зеленым сукном столом. Голос желтоглазого заставил очнуться.

– Я, товарищ Сталин! – Сергей ответил излишне громко, поскольку Вождь поморщился, сделав резкий жест рукой. Пустельга растерянно умолк.

– Живые есть? – голос был прежний – спокойный, но какой-то усталый.

– Нет… Никак нет, товарищ Сталин…

Он не стал договаривать. Желтоглазый кивнул и медленно прошелся по кабинету.

– Товарищ Павленко, сейчас здесь состоится совещание. Ваша задача – определить, что будут чувствовать те, с кем я буду говорить. Можете понять, когда человек лжет или боится?

– Так точно!

– Тогда приступайте…

Сталин кивнул на конец стола. Пустельга присел, молчаливый охранник тут же положил перед ним стопку бумаги и остро очиненные карандаши. Очевидно, на этом месте обычно сидел стенографист.

– Не вставайте, не поднимайте головы… – велел желтоглазый. Сергей кивнул, и тут в кабинет вошли двое – высокий, в военной форме, и маленький, в знакомом мундире НКВД. Пока Сталин здоровался, Пустельга успел разглядеть пришедших. Высокому, с нашивками командарма, было под пятьдесят, седина покрыла виски, но держался он ровно и прямо. Чувствовалась давняя, неистребимая гвардейская выправка. Сергей попытался «послушать» незнакомца и сразу же почувствовал волнение. Военному было явно не по себе. Он перевел взгляд на низенького и невольно ахнул. За столом, чуть сгорбившись и пряча взгляд, сидел сам железный сталинский нарком товарищ Ежов. Сергей подумал, что тому, вероятно, тоже не очень весело, и тут же удивился. Николаю Ивановичу было, конечно, страшновато, но главным чувством, обуревавшим коротышку, оказался не страх, а радость. Точнее – злорадство, глубокое, искреннее, рвущееся наружу…

– Почему пришли вдвоем?

Вопрос прозвучал резко и неожиданно. Ежов дернулся, военный чуть приподнял голову.

– Развели коллегиальность… – желтоглазый говорил, не глядя на собеседников, и Пустельга сообразил, что и Сталину тоже не по себе. Он сердится, но не на гостей, а на кого-то другого.

– Товарищ Сталин!.. – военный встал, поглядел в сторону отвернувшегося Вождя. – У нас срочная информация об Особой Южной группе.

210