Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Страница 35

– Значит, решили способствовать ленинской национальной политике, Юрий Петрович? Поднимать культуру малых народов, угнетенных царизмом? Похвально, похвально… Скажите, а почему вы в 1931 году, а точнее, 11 марта, на заседании сектора обвинили гражданина Соломатина в научном вредительстве?

– Что?! – Юрий даже отшатнулся. «Костя», пожав плечами, извлек из портфеля очередную бумагу:

– Ну как же, Юрий Петрович? Вот, извольте видеть, протокол. Вы тогда выступили против вредительского издания упомянутого вами эпоса, точнее его части, которая называлась «Ранхай-гэгхэн-цорху».

«Песнь о князе Ранхае»… – вспомнил Юрий. Вот он о чем!

– Нет… Конечно нет! Я никогда не обвинял Родиона Геннадиевича в чем-то подобном! Речь шла о научной проблеме…

«Костя» вновь улыбнулся, и эта улыбка окончательно разозлила. Однако Орловский сдержался.

– Мы готовили к изданию эпос, и Родион Геннадиевич предложил напечатать вначале его часть – для нужд дхарских школ. Но не сам текст эпоса, а его пересказ – в стихах. Записи «Гэгхэн-цорху» эпоса делались прозой, настоящий размер только угадывался. Я считал, что этим мы исказим подлинное звучание – в подлиннике эпос куда более… ну, серьезен…

– Ну вот, я же и говорю – научное вредительство! – удовлетворенно кивнул энкаведист. – И позже, через год, вы обвиняли гражданина Соломатина…

– Я не обвинял! Мы спорили. Понимаете, спорили!

…Юрий хотел, чтобы издания сектора были ничуть не слабее, чем в Академии Наук. Нельзя было позволить, чтобы к ним относились снисходительно – как к «младшим братьям»…

– Спорили?.. – «Костя» недоуменно пожал плечами. – А между прочим, компетентные органы регулярно получали сигналы: товарищ Орловский защищает научную линию против вредительской политики руководства Института. Которая, между прочим, привела к тому, что гражданин Соломатин и его подельщики оказались замешаны в феодально-байском заговоре… Юрий Петрович, а вас не удивило, что вас не арестовали вместе с ними?

Еще бы! Тогда он ждал ареста, но что-то спасло. То ли его национальность, то ли невидимая помощь Флавия…

– Не удивило? А ведь вопрос стоял! Стоял вопрос, Юрий Петрович! Но мы рассудили, что человек вы правильный, с вредительством боролись – открыто, не скрываясь. Вот и не тронули вас тогда, как гражданина, можно сказать, проверенного…

Неужели правда? Его сочли «своим»? Может, проклятые протоколы использовались на следствии, когда арестовали Родиона Геннадиевича, Ваню Лукина, Андрея Крапивина?.. Нет, врет! Все врет этот сладкоголосый! Хитро придумано – сначала напугали смертью, теперь выжигают память об учителе и друзьях…

– Может быть… – произнес он как можно равнодушнее. – Я всегда защищал интересы науки. Я ведь ученый!..

– Скажите, а почему вы взяли темой диссертации дхарский эпос? Ведь им все годы занимался гражданин Соломатин.

…Юрий не хотел брать эту тему, но Родион Геннадиевич все же настоял. Сам он хотел закончить книгу о дхарской мифологии, которую писал уже несколько лет. К тому же учитель догадывался, что дни сектора сочтены. Он надеялся, что Орловский, русский по национальности, уцелеет и сможет завершить работу…

– А почему же не защитились, Юрий Петрович?

Он что, этот сладкоголосый, издевается? Дхарский сектор Института разогнан, распущен культурный центр, арестованы все сотрудники, началось массовое переселение дхаров из верховьев Печоры, где они жили веками. Национальность «дхар» исчезла из паспортов…

– Да вроде тема стала неактуальной, Константин. Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь, ошибаетесь, Юрий Петрович! – «Костя» протестующе махнул рукой. – Как же такое быть-то может?

…Юрий пытался узнать, что случилось с Родионом Геннадиевичем и его учениками. Помог Флавий. Все получили «десять лет без права переписки»…

– Власть рабочих и крестьян, – внушительно заметил энкаведист, – не враждует с представителями отдельных национальностей. Речь идет о борьбе с остатками недобитых классов. К сожалению, к руководству дхарского движения примазались феодальные и жреческие элементы. А гражданин Соломатин был их главным шаманом, разве нет? И книгу он писал не о чем-нибудь, а о всяком колдовстве и прочей антинаучной мистике…

Родион Геннадиевич был потомком одного из семейств «дхармэ» – дхарских жрецов, служителей Эрво Мвэри – Высокого Неба. Сам он упоминал об этом с нескрываемой иронией: старик воспитывался на Добролюбове и Писареве. Его монография о дхарской мифологии обещала быть необыкновенно интересной…

…Но не объяснять же всего этого «Косте»! Кажется в его глазах он, Орловский – склочник-мизантроп и чуть ли не патологический доносчик. Сначала «обличал» учителя, затем «разоблачил» товарища Аверха… Юрий еле сдержался, чтобы не усмехнуться. Думай, не запрещено!

– Юрий Петрович! Не в службу, а в дружбу. Напишите, будьте добры, краткое содержание ваших статей. Странички на три…

– Аннотацию? – поразился Орловский.

– Да, да, именно аннотацию… Забыл слово-то, Юрий Петрович!

– Пожалуйста, – Юрий пожал плечами. – Но я не помню все выходные данных. Я печатался в журналах. Номер помню, а страницы…

«Костя» замахал руками:

– Да ну, что вы! Мы же не формалисты! Да, если можно… Знаете, очень интересно… Опишите дхарскую историю – очень коротко.

– Что?!

…Курса дхарской истории еще не существовало. Над учебником работал Андрей Крапивин, высокий молчаливый парень, земляк и дальний родственник Родиона Геннадиевича. Был обсужден и одобрен план-конспект – но больше ничего Крапивин не успел…