Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Страница 134

134

Поднявшись наверх, он взглянул на часы – 16.58. Ровно в пять Бен нажал кнопку звонка. Дверь открыла величественная дама в черном бархатном платье с нитью крупного жемчуга на груди. Молодой человек смело произнес: «Добрый день, мадам!», поспешив вручить хозяйке дома хризантемы. Ответом была благожелательная улыбка:

– Вы, наверное Бен? Спасибо, хризантемы великолепны.

– О, что вы, мадам!..

Только после этих обязательных любезностей Бен сообразил, что они говорят по-французски. Но Бертяев, очевидно, заранее предупредил супругу о госте из «посольства», посему лишних вопросов не последовало. Безупречный смокинг окончательно довершил впечатление – даме явно понравился молодой иностранец.

– Рад вас видеть! – Бертяев встретил гостя на пороге большой гостиной. Говорил он по-английски, и Бен вздохнул с некоторым облегчением – французский всегда казался ему излишне жеманным. На драматурге на этот раз не было фрака, он облачился в теплую «профессорскую» стеганую куртку с непременным галстуком-бабочкой и все тем же моноклем. Кроме него в гостиной был лишь некий джентльмен в очках, немного напоминающий богомола.

– Не у всех такая английская точность, – улыбнулся хозяин дома. – Прошу знакомиться…

Богомол оказался Михаилом Сергеевичем Колонковым, детским писателем и драматургом. Он попытался заговорить по-английски, но результат был таков, что Бен предпочел тут же перейти на русский, правда с легким акцентом.

– О, так вы понимаете по-русски! – обрадовался Колонков. – Позвольте вам презентовать!… Ради знакомства, если можно так выразиться…

Бен согласился, что так выразиться можно, и получил в дар небольшую книжечку в бумажной обложке, которую автор поспешил украсить надписью «Моему другу Бену».

Раздумывая над тем, насколько быстро здесь завязывается дружба, молодой человек раскрыл книжку. Вверху стояло гордое «Писатель-орденоносец Михаил Колонков», а ниже – «Про дядю Петю-милиционера».

– Оу! – вполне по-английски удивился гость. – Это детектив для детей, да?

Автор немного смутился, сообщив, что «Дядя Петя» не детектив, а рассказ об очень хорошем и добром милиционере, который охотно помогает старушкам и журит излишне обнаглевших хулиганов. Такие книги должны воспитывать у будущих граждан СССР любовь к родной милиции.

– Оу! – понял Бен. – Вам эту книгу заказало НКВД?

Богомол, вновь смутившись начал пояснять, что понятие «социальный заказ» надлежит понимать более широко. Бен, решив блеснуть своими знаниями, упомянул о поэме Гатунского, посвященной герою-бойскауту Морозову. Реакция была неожиданной: Колонков пожелтел, побагровел и принялся жаловаться на конъюнктурщиков и графоманов, которые способны лишь испортить любую патриотическую тему, добавив, что из-за таких, как Гатунский, его «Избранное» не может выйти уже третий год. К счастью, подоспевшая супруга Афанасия Михайловича отвлекла внимание рассерженного богомола. Бертяев улыбнулся и отвел Бена в сторону:

– Будьте осторожнее! Не наступайте на любимый мозоль. Еще немного – и товарищ Колонков начал бы уговаривать вас организовать перевод его «Дяди Пети» в Лондоне… Мой вам совет – лучше всего рассказывайте несмешные анекдоты, поясняя, что это настоящий британский юмор. А если серьезно, скоро должны прийти несколько весьма интересных личностей. Если вас интересует кто-нибудь конкретно…

– Афанасий Михайлович… – Бен замялся, но затем все же рискнул. – Меня просили узнать… Есть один известный физик, его фамилия Тернем. Может, кто-нибудь из ваших гостей…

Бертяев задумался:

– Тернем… Нет, не знаю. Но мы постараемся узнать. Все, кажется, великий сход начался!..

В передней уже слышался шум – гости прибывали. Бен отошел в сторону, стараясь не привлекать к себе внимание. Впрочем, с «иностранцем из посольства» стремились познакомиться все. Приходилось улыбаться, кивать, всячески избегая ответа на вопрос, какую державу он конкретно представляет.

Вскоре в гостиной стало тесно, гости разбились на небольшие группки, оживленно беседуя. Бен, отделавшись от очередного любопытного, занял позицию в кресле у окна. Между тем, Бертяев подошел поближе, разговаривая с немолодым лысым господином, о котором Бен уже знал, что это известный лирический поэт.

– Нет еще не читал, – сообщил драматург в ответ на какую-то реплику гостя. – Знаете, сейчас вообще бросил читать беллетристику…

– Перешли на изделия Агитпропа, батенька? – хмыкнул лирик.

Очевидно, это было шуткой, смысл которой от Бена ускользнул, ввиду незнания термина «Агитпроп».

– Ну, это для Гатунского. Представьте, увлекся современной физикой…

Бертяев бросил быстрый взгляд на молодого человека. Бен понял и обратился в слух.

– Решили писать новую пьесу? – удивился лирик. – Научно-исследовательский институт, любовь старого профессора и юной комсомолки, разоблачение японского шпиона, устроившегося старшим буфетчиком…

– Неплохая мысль! – с совершенно серьезным видом согласился драматург. – Но если серьезно, меня заинтересовала проблема ответственности. Человек совершает открытие, но знания приносят не только добро. Вы, наверное, слыхали, исследованиями в области атома заинтересовались военные…

– Тогда вам придется писать о загнивающем Западе, батенька. О наших осинах лучше умолчать…

– Увы! – на лице Бертяева появилось искреннее огорчение. – А я как раз заинтересовался судьбой одного талантливого физика. Может быть, слыхали, его фамилия Тернем…

Лирический поэт кивнул:

– Ну кто в Столице лет пятнадцать назад не слыхал о Тернеме? Русский Эдисон! Только сейчас этот Эдисон является объектом далеко не научных интересов, да и работает не в Академии Наук. Правда, говорят, его уже выпустили… Знаете, батенька, лучше спросить Лапшина, он-то все знает.

134