Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Страница 135

135

– Тут вы правы, – кивнул драматург. – Чтоб Лапшин – да не знал!

Оба писателя искренне рассмеялись, вспомнив неведомого Бену Лапшина. Итак, Тернем жив, был арестован, но сейчас, похоже, на свободе….

Между тем, некий молодой, но уже весьма потертый джентльмен, о котором Бертяев сообщил, что он «известный художник», подсев к Бену, начал забрасывать его вопросами о каких-то лондонских знаменитостях. Можно было пояснить, что гость из посольства представляет не Великобританию, а иную державу, к примеру Канаду, но Бен решил поступил иначе. Сделав строгое лицо, он на прекрасном английском сообщил любопытному журналисту, что специфика его обязанностей в Столице не дает возможности предоставить информацию подобного рода. У гостя отвисла челюсть. Бену оставалось лишь гадать, за кого его приняли – за руководителя секретной службы или за официанта посольского ресторана.

Тем временем в центре комнаты, где находился Бертяев, явно назревал какой-то спор. Бен прислушался и понял, что сдетонировала нехитрая уловка драматурга о его интересе к современной физике.

– Представляете, товарищи! – возмущался моложавый человек в сером клетчатом костюме. – Я написал рассказ, научно-фантастический, как раз про ядерную физику…

– Это тот, в котором английские шпионы пытаются украсть чертежи? – ввернул кто-то.

– Ну… это не главное, – писатель-фантаст немного смутился. – Шпионы – это, так сказать, оживляж. Но разве нам не нужна наша фантастика, социалистическая, фантастика оптимизма? Я понес рассказ в редакцию, и мне его вернули, знаете с какой рекомендацией?

– Написать популярную брошюру про повышение удоев? – предположил один из гостей.

– Почти угадали, – невесело усмехнулся автор. – Посоветовали написать про новые технологии в металлургии. Оказывается, наша советская молодежь должна воспитываться не на сказках, а на добротной научно-популярной литературе…

Неудачливого фантаста поддержали нестройным хором, в котором можно было услышать сочувствие и осторожное согласие.

– Фантастика – жанр любопытный, – согласился Бертяев. – Только я не очень понял ваш пассаж об оптимизме. Вы считаете, что оптимизм и ядерная физика хорошо сочетаются?

– Зачем так сужать, Афанасий Михайлович? – удивился писатель. – Я говорю вообще – о науке, о прогрессе…

– А что такое прогресс?

– Ну… Афанасий Михайлович, вы, конечно, шутите! Сейчас, извините, даже дети знают, что такое электричество, авиация…

– Я тоже знаю… – кивнул драматург. – Я ведь был на фронте с 16-го года. Авиация бомбила нас почти каждый день, а электричество немцы пропускали через проволочные заграждения. У солдат обгорали руки…

– Но… но это издержки! – растерялся фантаст. – Неизбежные издержки! Согласитесь, что без прогресса науки, техники, образования мы бы жили в каменном веке!

– Про каменный век ничего не скажу, – покачал головой Бертяев. – По-моему, мы о нем еще ничего не знаем, посему не станем судить. Но я одно время интересовался античностью, эпохой рождения христианства. И вот что меня поразило: у римлян было все необходимое для нормальной жизни – школы, почта, больницы, библиотеки. Но у них было еще одно – они умели вовремя останавливаться. Помните, во всех учебниках написано об александрийце Героне, который открыл принцип пара? Но римляне оставили паровую энергию лишь для детских игрушек…

– В силу социально-классового консерватизма, – прокомментировал кто-то.

– Трудно сказать. Но представьте себе, что они все-таки построили паровую машину. Появились заводы, паровозы, пароходы, электричество…

– Они открыли бы Америку, – предположил фантаст.

– И американская цивилизация погибла бы на тысячу лет раньше. Я не говорю, что могли бы сделать римские кесари с более современным оружием! Поэтому мне трудно судить, что такое прогресс. Техника? Но человеческое счастье вполне достижимо и с техникой времен античности. Мораль? Но мораль почти не изменилась с тех пор. Я уже не говорю об искусстве, литературе…

– Вы, батенька, любите парадоксы, – вступил в спор лирический поэт. – Но если следовать вашей логике, мы дойдем до Руссо с его идеей возвращения в пещеры. Знаете, в эпоху Днепрогэса и Магнитки отрицать прогресс как-то странно…

Бертяев улыбнулся и развел руками. Его супруга, давно уже ожидавшая окончания дискуссии, поспешила пригласить гостей в столовую, вызвав тем одобрительный шум.

За ужином Бен постарался молчать, хотя это было не так просто: его соседом оказался автор «Дяди Пети». Утолив первый голод, детский писатель начал разговор о литературе для подрастающего поколения, принявшись пересказывать сюжет второй части приключений доблестного милиционера. Пришлось время от времени кивать и говорить «оу!» К счастью, богомол, как истинный творец, в основном слушал сам себя, не задавая ненужных вопросов. Когда дело уже дошло до торта, в прихожей послышался звонок. Гости переглянулись.

– Лапшин, товарищи! – предположил кто-то.

– Лапшин! Лапшин! – поддержал хор. Все заулыбались.

Хозяйка вышла и вскоре вернулась, причем не одна. В комнату вбежал невысокий толстенький человечек в расстегнутом пиджаке и со взбитым на сторону галстухом. Булькнув «миль пардон!», он долго жал руку Афанасию Михайловичу, заодно успев облобызать ручки нескольких дам, сидевших поблизости. Наконец, он был усажен за стол и занялся котлетой по-киевски. Гости переглядывались.

– Что нового в Столице? – поинтересовался кто-то.

– А? – вскинулся толстячок. – Миль пардон, дожую… Я как раз спешил, чтобы рассказать…

135