…Ежась от холода, Чиф то и дело вспоминал такого же замерзшего молодого человека у подъезда Дома на Набережной. Еще тогда он подумал, что тот мог наблюдать за подъездом. Правда, цветы сбили с толку, и Чиф запоздало ругал себя за неосторожность…
Большая шестиместная машина с зашторенными окнами притормозила у самого подъезда. Чиф медленно повернулся, но оттуда не спеша выбрался какой-то толстый коротышка. Молодой человек вздохнул, поднял выше воротник пальто и поправил нелепые очки, так и норовившие слезть с носа.
Очки предложила Лу. Усы и бороду отбросили сразу: ходить, как персонаж популярного в этой стране фильма, в гриме и парике, было опасно. Зато очки, купленные в ближайшем магазине «Оптика», пришлись впору. Большие, уродливые, они настолько изменили внешность Косухина, что даже Бен одобрительно кивнул.
…Размолвка с приятелем расстроила Чифа чрезвычайно, но он понимал, что иначе нельзя. Подвергать опасности не только жизнь Бена, но и задание, с которым группа была направлена в Столицу, он не имел права. Оставалось попросить у Президента исключительное разрешение – разрешение на личный риск. Жаль, Бену ничего не пояснишь! Пока, по крайней мере…
Новая машина – и вновь приехавший был не тем, кого он ждал. Чиф вдруг подумал, что «объект», которого он выслеживал уже второй день, мог не пользоваться автомобилем. В этом случае все труды пропадут зря – разглядывать каждого, заходящего в двери, было слишком опасно. Оставалось надеяться на удачу.
…Итак, право на личный риск. Кажется, дядя Сэм его понял. Жаль только, что ни он, ни отец не пояснили Чифу, что действительно произошло в апреле 21-го. Он так и не мог понять, отчего. Ведь если в Столице имеются тайные и могущественные друзья, это очень облегчало задачу…
Снова черное авто. Чиф разочарованно вздохнул – ему не везло. Он уже решил попытать счастья на следующий день, как вдруг в дверях появилась высокая фигура в серой шинели. Тот, кто вышел из подъезда, пожал руку другому, собиравшемуся сесть в автомобиль, взглянул на часы и достал пачку папирос. Еще не веря в удачу, Чиф оглянулся, чтобы не попасть под шальную машину, и направился прямо через улицу. Ступив на тротуар, он хотел выбросить цветы, но внезапно пожалел ни в чем не повинные астры…
…Тот, в серой шинели, обернулся, холодный взгляд светлых глаз скользнул мимо, но вот на пунцовом, налитом кровью лице, проступило недоумение.
– Вы? Какого черта? Записались в клуб самоубийц?
– Мне надо поговорить с вами, Венцлав.
Тонкие губы дернулись:
– Что вам надо? – Волков подошел совсем близко, и молодому человеку стало не по себе от взгляда – полного ненависти и одновременно странно неживого. – Я вам все сказал. Вас ищут по всей Столице!..
– Я передал ваши слова отцу. Желаете выслушать ответ?
Налитое кровью лицо на какой-то миг побледнело:
– Сейчас я занят. Через два часа, в сторожке на новом Головинском кладбище. Спросите Фраучи…
Чиф, не прощаясь, быстро повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь. Бледные астры внезапно показались счастливым талисманом. Удивило лишь пристрастие краснолицего к кладбищам. Может, странный комбриг считает, что там легче избежать любопытных глаз?
Он сделал круг по городу, проверяясь, как учил его Казим-бек, а затем нашел нужный автобус и втиснулся в потную недовольную толпу. На этот раз поездка ничуть не раздражала, может быть потому, что Джон ехал туда, где его ждали мертвецы и те, которые ничуть не лучше их.
Он вышел на Ленинградском шоссе и, расспросив бабушку на остановке, повернул направо. Город остался позади. Вспомнив карту, Чиф сообразил, что чуть дальше находится большой заводской район, но эта местность была безлюдна. Строители, выполнявшие сталинский план реконструкции Столицы, еще не успели застроить огромные, покрытые травой и кустарником пустыри. Справа темнела небольшая роща, голые черные деревья прижимались друг к другу, словно спасаясь от ноябрьских холодов. Слева было поле – неровное, в небольших промоинах и уродливых буграх. Здесь, вне каменных лабиринтов большого города, ледяной холодный ветер брал свое. Джон засунул руки поглубже в карманы, жалея, что не захватил теплых перчаток. Было тихо, лишь сзади доносился шум проносящихся по шоссе машин.
Он шел минут десять, но вокруг была все та же безрадостная мертвая равнина. Где-то высоко послышался пронзительный резкий крик – черная птица вынырнула из поднебесья, сделала круг над самой землей и вновь унеслась к низким тучам. Наконец, слева показался высокий серый забор. Кладбище было новым, деревья не успели поднять свои кроны, и за серым камнем ограды, казалось, царила пустота. Что-то тут было не так. Чиф оглянулся и понял: на кладбище не было церкви. Здесь не искали успокоения в Боге… Вновь закричала птица – крик был злым, недовольным. Сырой холод стал пронимать, до самых костей…
Наконец, он увидел ворота, чугунные, небрежно покрытые свежей зеленой краской. Чиф оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, быстро перешел дорогу.
…Слева и впереди тянулись ряды могил, окруженных стальными оградками, возле которых торчали невысокие прутики голых саженцев. Прямо перед воротами оградок не было, и Чиф рассудил, что перед ним своеобразная почетная аллея. Его внимание привлекло большое низкое здание из серого камня, стоявшее справа. На сторожку оно никак не походило, скорее напоминало склад или провинциальный кинотеатр, зачем-то построенный в столь неподходящем месте. Очевидно, Венцлав имел в виду именно его…
Ветер стих, но Косухина почему-то начал бить мелкий озноб. Он стиснул зубы, быстро растер занемевшие руки и направился вдоль аллеи, куда выходила дверь, вернее, целые ворота. Они оказались заперты, и Чиф пошел дальше, решив обойти здание вокруг. Еще одна дверь обнаружилась с тыльной стороны. Замка не было. Джон потрогал рукой сырой металл и постучал. Послышался скрип, железная дверь начала медленно отворяться. Чиф вздрогнул: из полутьмы на него глядела безжизненная, покрытая глубокими морщинами личина. Желтая кожа обвисала складками, из-под надвинутой по самые брови шапки-треуха недобро глядели светлые, словно выцветшие глаза…